Греческий всадник
V–IV вв. до н. э.

Всадники войны

Лошадь была известна на Балканском полуострове с эпохи неолита: обнаруженные на севере Греции остеологические остатки датируются началом III тыс. до н. э. В середине II тысячелетия до н. э. лошадь уже широко применяется в военном деле эгейских культур бронзового века (микенской и минойской). Археологический материал, изображения и данные письменных источников свидетельствуют об использовании лошадей как упряжных животных. Отряды боевых колесниц составляли самостоятельный род войск в армиях микенских правителей (ванаков), копирующих в миниатюре военную организацию ближневосточных деспотий. С падением микенской цивилизации практика использования колесничных соединений канула в Лету. Можно утверждать, что на военном деле Древней Греции опыт Микен практически не отразился. В «темные века» (XI–IX вв. до н. э.) и, возможно, в эпоху ранней архаики колесница служила престижным транспортным средством — для доставки военачальника на поле боя. Масштабные колесничные сражения, разворачивавшиеся в древности где-нибудь на просторных равнинах Сирии, в гористой Греции попросту немыслимы. Неудивительно, что греки смутно представляли себе, как можно сражаться с колесницы.

Искусство верховой езды в Греции получает развитие с конца VIII—начала VII вв. до н. э. Однако в ранней истории архаической конницы остается много неясного. Первое упоминание об участии всадников в сражениях датируется концом VIII столетия до н. э. и связано с окончанием так называемой Лелантской войны, победу в которой обеспечила пришедшая на помощь халкидянам фессалийская конница. В это же время боевые колесницы окончательно исчезают из практического употребления в Балканской Греции. В архаическую эпоху всадник и аристократ — тождественные понятия. Традиция сохранила несколько примеров, непосредственно об этом свидетельствующих. Так, аристократы в Халкиде на Эвбее, согласно Плутарху, именовались гиппоботами («воспитывающими коней»), а в малоазийских Магнесии и Колофоне — гиппотрофами («выращивающими коней»)1. Античные авторы напрямую связывали преобладание конницы с аристократическим правлением. В самом деле, содержать коня могли позволить себе только люди состоятельные. Аристократическая конница, по-видимому, действительно на протяжении какого-то периода, вероятно, не слишком продолжительного, господствовала на полях сражений. Однако архаические доспехи и оружие, известные по многочисленным археологическим находкам, представляют собой комплекс вооружения, характерный для тяжеловооруженных пеших воинов. Большой круглый щит-гоплон, вытесняющий из обихода другие, более ранние формы где-то в последней четверти VIII в. до н. э., эффективен в пешем сражении и крайне неудобен для всадника. Использование тяжелого защитного вооружения (бронзовый панцирь, кнемиды, закрытый «коринфский» шлем) при отсутствии жесткого седла и стремян также весьма затруднительно. В классическую эпоху, когда греческие всадники, несомненно, сражались верхом, они не пользовались щитами. Об этом недвусмысленно свидетельствует Ксенофонт, описывая события начала IV в. до н. э.: «…в Одеоне дежурил гарнизон всадников, имея наготове и коней и щиты» (Xen. Hell., II. 4. 24), т. е. воины были готовы выступить и верхом, и в пешем строю, как гоплиты (со щитами). Многочисленные изображения всадников, например кавалькады на расписных сосудах второй половины VII– VI вв. до н. э., показывают воинов, облаченных в типично гоплитское снаряжение. При этом всадники зачастую изображены парами — конного воина сопровождает верхом невооруженный слуга. Нередки изображения, представляющие бой между спешенными тяжеловооруженными бойцами, сопровождаемыми невооруженными слугами, держащими коней. Высказывалась догадка, что хорошо известная по архаической иконографии пара всадник-слуга дублирует пару воин-возница, характерную для военного дела гомеровского периода. Поэтому предположение о том, что конь (как, вероятно, и колесница на более раннем этапе) был только престижным «транспортным средством», доставлявшим знатного воина на поле боя, весьма правдоподобно. Таким образом, всадники в гоплитском снаряжении и со щитами на вазах архаического периода, согласно этой точке зрения, представляют типичный пример изображения так называемых «конных гоплитов», аристократов, спешивающихся, прежде чем вступить в бой. К тому же, по-видимому, на рубеже VII–VI до н. э. складывается тактика греческой классической фаланги, плотного построения тяжеловооруженных воинов (гоплитов), и роль конницы в полисных армиях сходит на нет. Фаланговая тактика практически исключала участие всадников в сражении. По выражению одного из исследователей, конница, вытесненная фалангой с полей сражений, превращается в придаток пехоты с сугубо вспомогательными функциями.

Исчезновение конницы, безусловно, происходит не повсеместно. В ряде регионов всадники продолжают играть важную роль в военном деле.

Но в первую очередь это касается экономически отсталых и слабо урбанизированных областей Центральной и Северной Греции, главным образом — Фессалии. Немаловажным обстоятельством, определившим сохранение за конницей доминирующего положения в этих областях, было традиционное господство родовой аристократии и, соответственно, относительная слабость выставляемого крестьянами-общинниками пешего ополчения. Не следует забывать и о природных условиях Балканского полуострова, гористый ландшафт которого ограничивал как эффективное применение конницы в боевых действиях, так и саму возможность развитого коневодства. В центральных районах Греции сравнительно хорошую конницу выставляли только беотийцы. Беотийская (фиванская) конница сыграла заметную роль в событиях греко-персидских войн, в частности, принимала участие в битве при Платеях в 479 гг. до н. э. (на стороне персов).

Об афинской коннице до греко-персидских войн практически нет упоминаний. Афинский тиран Гиппий отразил вторжение лакедемонян при поддержке всадников, призванных из традиционно дружественной Афинам Фессалии: Киней из Кония привел на помощь афинянам тысячу всадников. Геродот пишет, что для свободы действий фессалийской конницы специально вырубили деревья на равнине при Фалере (V. 63). Если даже верно свидетельство Поллукса (VIII, 108) о существовании в доклисфеновских Афинах корпуса численностью в 96 всадников (по два на навкрарию1), то никаких подтверждений их участия в сражениях нет. Так называемые «всадники» (второй разряд солоновского имущественного ценза) сражались как пехотинцы-гоплиты в фаланге. В начале V века численность аттической конницы ничтожна (300 всадников). Тем не менее в середине столетия афинская конница постепенно растет — и численно, и качественно. Место, которое занимают всадники в представленной на рельефах зофорного фриза Парфенона панафинейской процессии, свидетельствует об их высоком престиже. Увеличение числа всадников происходит между 445 и 432 гг. до н. э., вероятно, в архонат Дифила (442 г. до н. э.). К началу Пелопоннесской войны Афины располагали уже 1000 конных воинов1. Тем не менее в Сицилийской экспедиции 415–412 гг. до н. э. афиняне испытывали серьезные трудности из-за недостатка конницы.

К службе в коннице в классических Афинах привлекались представители двух первых имущественных разрядов от каждой из десяти аттических фил2. Всадники вносились в списки (καταλο′γοζ; Lys. 15,11; Aristoph. 1369), контроль за которыми осуществляли филархи. При записи в конницу гражданин обязательно подвергался докимасии (δοκιμ− σι′α) — испытанию пригодности самого всадника и качеств его коня в Совете пятисот. Граждане, внесенные в списки всадников (то есть признанные годными к службе в коннице), были обязаны в порядке особой литургии (ι′πποτροϕια) содержать исправных коней. Снаряжение коня оплачивалось из государственной казны, причем выделенные для этого средства (κατα′στασιζ) могли в исключительных случаях, в экстраординарном порядке, взыскиваться с провинившихся всадников. Деньги на содержание коня (σιτοζ), составлявшие одну драхму ежедневно (Dem. Phil. 1, 28), выдавались только во время нахождения всадника в походе. Тем не менее конница обходилась государству недешево: по сообщению Ксенофонта (‘Ιππαρχοζ 1,19), расходы на содержание конницы доходили до 40 талантов год. Командование конницей было возложено на двух гиппархов (‘ιππαρχοι), избиравшихся из числа всех граждан. Как и должность стратега, эта магистратура не оплачивалась, вследствие чего претендовать на нее могли только люди обеспеченные. Аристотель пишет, что гиппархи «имеют [над всадниками] ту же власть, что стратеги над гоплитами» (61,4). Юрисдикция гиппархов распространялась на вопросы вооружения и обучения конницы и пополнения ее наличного состава. Несмотря на то, что они формально подчинялись стратегам (как начальствующим над всем войском), их политическая роль была значительна. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что при их избрании проводилось проверочное голосование. Во время боевых действий каждый из гиппархов командовал пятью из десяти фил, на которые подразделялась аттическая конница. По свидетельству Аристотеля (около 325 г. до н. э.), в его время избирался дополнительно еще один гиппарх, «ведавший делами всадников на Лемносе» (61,6). Стратегам непосредственно подчинялись десять филархов, избиравшихся от своих фил и командовавших в военное время одноименными подразделениями, численностью около 60 человек. В источниках есть также упоминания о назначаемых гиппархами десятниках (δεκα′δαρχοι). В Южной Греции, на Пелопоннесе, где, по мнению большинства исследователей, впервые формируется тактика фаланги гоплитов, конница всегда была слаба. Хорошо известны спартанские «всадники», элитное подразделение неизменной численности (300 человек), не имевшее никакого отношения к коннице. Эти «всадники» сражались в фаланге, рядом с царем. Само название, ни, когда конные аристократы (безотносительно решения вопроса о том, сражались ли они верхом) составляли ядро войска. Спартанцы впервые создают конницу только в 424 г. до н. э., в разгар Пелопоннесской войны (Thuc. IV, 55). Сражавшийся в Малой Азии с персами спартанский царь Агесилай неслучайно уделял столь пристальное внимание организации конных соединений, привлекая к военной службе фригийцев, традиционно славившихся в качестве отличных всадников (Xen., Hell. III, 4.15).

Впрочем, реальное значение греческой конницы классического периода было крайне невелико. В эпоху расцвета тактики классической фаланги на поле боя не было места для конницы. В лучшем случае она могла быть использована для преследования обращенного в бегство врага. Ничтожность греческой конницы великолепно иллюстрирует следующий пассаж из Фукидида: «Подле Фригий произошла <…> легкая стычка между одним из отрядов афинской конницы, которому помогали и фессалийцы, и беотийскими всадниками. В этой битве афиняне и фессалийцы держались до тех пор, пока на помощь к беотянам не подоспели гоплиты; тогда афиняне и фессалийцы обратились в бегство, причем немногие были убиты» (Thuc. II.22.2).

Афинский аристократ (всадник) Мантифей, подчеркивая собственную самоотверженность в одном из афинских военных предприятий, заявлял: «...Орфобул (вероятно, филарх, начальник одного из отрядов конницы. — Примеч. перев.) назначил меня в кавалерию. По общему мнению, кавалерия должна была быть вне опасности, а опасность грозила гоплитам. Но я обратился к Орфобулу с просьбой вычеркнуть меня из списка всадников...» Переход из рядов конницы в фалангу расценивается, таким образом, как героический поступок. И наоборот, гражданин, самовольно, без докимасии, вступавший в ряды всадников, подвергался лишению гражданских прав (атимии). В одной из своих обвинительных речей Лисий инкриминирует подобный поступок обвиняемому (XIV. Против Алкивиада... 11): «...как можно <...> оказывать снисхождение человеку, который, будучи поставлен в рядах гоплитов, очутился среди всадников».

Стремясь увеличить устойчивость конницы в бою, фиванцы, по-видимому, первыми среди греков применили оригинальную практику, придавая отрядам всадников специально обученных совместным действиям с ними пехотинцев, гамиппов («сражающихся вместе с конницей»). При сближении с противником гамиппы следовали за всадниками бегом, держась за хвосты коней. Позднее аналогичную практику применяли афиняне.

Вооружение греческих всадников претерпело заметную эволюцию. Если архаическая иконография представляет верховых воинов, снаряженных как тяжеловооруженные пехотинцы (и, по-видимому, не сражавшихся верхом), — «конных гоплитов», то в период классики всадники на изображениях представлены почти исключительно легковооруженными и часто без какого-либо защитного снаряжения. Изображение всадника на рельефе надгробия из Фив (Беотия, 480– 470 гг. до н. э.; Бостон, inv. 99.339) показывает воина в халкидском шлеме с волосяным гребнем, облаченного в льняной (?) панцирь с птеригами (сравнить: малоазийские памятники конца V– начала IV вв. до н. э.). В таком же снаряжении представлены несколько всадников на зофорном фризе Парфенона. Трудно сказать, насколько широко была распространена в эту эпоху практика ношения панцирей, во всяком случае подавляющее большинство изображений представляет конных воинов без доспехов, в хитонах плащах (хламидах). На расписных вазах всадники, как правило (в отличие от гоплитов), изображены в обуви — сандалиях или сапогах (ενδρο− μι′ζ). Последнее, конечно, не означает того, что пешие воины сражались босиком. По-видимому, здесь обувь может рассматриваться как атрибут, выполняющий маркирующую функцию.

Обычным головным убором греческих всадников был петас (πε′τασοζ), широкополая войлочная шляпа. Плащ (χλαμυ′ζ), петас и, непременно, обувь1 определяют характерный образ всадника на расписных вазах, монетах3, мраморных рельефах греческой классики. Не менее распространенным головным убором была, по-видимому, своеобразная шапка, вероятно, кожаная (возможно — сшитая из шкуры), с тремя лопастями, образующими науши и назатыльник. В таких шапках часто изображены фракийцы — всадники или пельтасты1. Подобные головные уборы можно видеть и у некоторых всадников зофорного фриза Парфенона.

По мнению исследователей, эти головные уборы «варварского» (вероятно, фракийского) происхождения становятся популярны в среде афинской аристократической молодежи к концу V в. до н. э. Трудно сказать, насколько распространено было ношение греческими всадниками шлемов. Принимая во внимание особенности тактики греческой конницы, можно заключить, что в период классики в тяжелом оборонительном вооружении не было необходимости. Возможно, классическая иконография адекватно отражает синхронные реалии. Одно из самых знаменитых надгробий позднеклассического периода — стела Дексилея из Афин — показывает всадника в хитоне и плаще, без какого-либо защитного снаряжения. Однако уже около 357 г. до н. э. Ксенофонт настоятельно рекомендует целый ряд специфических для конницы предметов защитного снаряжения, в том числе беотийский шлем, как наиболее удобный для всадников2. К достоинствам данного шлема Ксенофонт относит хороший обзор. Действительно, шлемы, бывшие в употреблении в архаический период и в начале классического, удовлетворяли требованию оптимальной защиты головы и лица, но ограничивали обзор и слух. Закрытый шлем, идеальный для сражающегося в сомкнутом строю фаланги гоплита, был неудобен для всадника, которому требовалось оценивать быстро меняющуюся обстановку и слышать команды. Не случайно к концу V в. до н. э., когда тактика греческих армий становится более маневренной, получают распространение и более открытые формы шлемов, без наносника, а зачастую — и без нащечников. По иконографическим источникам хорошо известен шлем так называемого «беотийского» типа.

Подлинный экземпляр этого типа (до недавнего времени единственный), найденный в реке Тигр и хранящийся ныне в музее Эшмола, в Оксфорде, относится, несомненно, к позднейшему времени, возможно— ко времени похода Александра Великого. Тем не менее, по-видимому, можно предполагать популярность и значительное распространение этой формы ранее. Об этом недвусмысленно свидетельствуют его изображения на надгробиях, а также на монетах Александра Ферского и некоторых фессалийских городов (Скотусса). На рельефе надгробия афинян, павших при Коринфе и Керонее (394/393 г. до н. э.), конный воин изображен в шлеме, в котором, несмотря на сильные повреждения, можно узнать «беотийский». Если идентификация «беотийского» шлема верна, то, основываясь на одном упоминании Демосфена, можно предположить, что этот тип существовал уже, по меньшей мере, в середине V столетия, а то и ранее. Особенное распространение шлемы рассматриваемого типа получили в период эллинизма. Вооружение всадников классического периода составляли два копья (или дротика), которые, повидимому, можно было использовать и как метательные, и в ближнем бою. Копье всадника (ксистон) изготовлялось из кизила и было снабжено железным наконечником и втоком, предохранявшим древко от разбивания и выполнявшим роль балансира. На некоторых изображениях показана перевязь и ножны. Короткий греческий меч, ксифос (длина клинка около 600 мм), при отсутствии стремян едва ли было возможно использовать эффективно. По-видимому, он мог применяться всадниками только как вспомогательное оружие, что, впрочем, в равной степени относится и к пехотинцам-гоплитам, главным оружием которых было копье. Но к концу классического периода, параллельно с увеличением численности конницы и ее значения на полях сражений, получает распространение специфическое однолезвийное оружие с лезвием на вогнутой стороне — махайра (или копис).

Вопрос о происхождении махайры однозначно не решен. Отдельные экземпляры этого оружия (и близких форм) обнаружены и на Балканском, и на Апеннинском, и на Пиренейском полуостровах, что позволило некоторым исследователям отдать честь его изобретения народам древней Испании или этрускам1. Существует и мнение о зарождении этого вида клинкового оружия на Ближнем Востоке. Наиболее вероятно, пожалуй, появление махайры на севере Балканского полуострова, в среде фракийских племен, откуда не позднее третьей четверти VI в. до н. э. она попадает к грекам. С греческими колонистами махайра проникает в Италию и заимствуется, в том числе этрусками, военное дело которых испытывало сильнейшее греческое влияние. Как бы то ни было, ко времени становления конницы как самостоятельного рода войск (то есть к середине IV в. до н. э.) махайра имела широкое распространение во всем Средиземноморье. Не будет преувеличением квалифицировать махайру как преимущественно оружие конного воина. Сохранившиеся экземпляры достигают иногда довольно внушительных размеров: клинок махайры из Продроми — 770 мм, экземпляр из Големата Могила (Болгария) имеет клинок 820 мм, длина махайры, найденной в Палестрине (Италия) — 1100 мм. Ксенофонт подчеркивает преимущество махайры для всадника, заключающееся в возможности нанесения удара с коня (что затруднительно при вооружении ксифосом). Однако речь скорее идет в первую очередь не о длине оружия (обычно длина клинка махайр не превышает 650 мм), а о возможности нанесения мощного рубящего удара.

Рукоять махайры изготовлялась из кости или из бронзы. Обычно она имела завершение в виде головы птицы, орлиного грифона или хищника. Костяная рукоять состояла из двух половинок, монтируемых на хвостовике посредством заклепок. Известна, впрочем, монолитная рукоять из цельного куска слоновьего бивня, с просверленным сквозным отверстием для введения хвостовика. Перекрестье махайры, как правило, асимметричное и выступает в сторону лезвия; иногда выступ перекрестия замыкается с сильно загнутым внутрь навершием, образуя подобие сабельного эфеса. Носилась махайра лезвием вниз на плечевой портупее в деревянных, обтянутых кожей ножнах, часто идентичных ножнам ксифоса (но большей ширины), с костяными или металлическими (из бронзы или железа) устьем и бутеролью. Нередко ножны махайры имеют в нижней трети подтреугольную форму и завершаются массивной бутеролью. Поздние бутероли, сердцевидные, овальносердцевидные или в форме вытянутого овала, имеют довольно крупные размеры (ширина около 120 мм). Иногда нижняя часть футляра ножен повторяла абрис клинка; в этом случае бутероль обычно отсутствовала. Костяные устья ножен имеют сквозной щелевидный треугольный паз для вхождения однолезвийного клинка. В эллинистическую эпоху широкое распространение получают устья консольного типа с выступающей нижней консолью, в которой утапливалось асимметричное перекрестье махайры. Постепенно возрастающее значение конницы находит отражение в военной теории, в частности — в трактатах Ксенофонта, специально посвященных вопросам верховой езды и управления конницей («Гиппарх»). В полной мере эта тенденция развилась в эпоху эллинизма.

Представлен греческий легковооруженный всадник второй половины V в. до н. э. по иконографическим источникам: рельефам зофорного фриза Парфенона, аттическим и фессалийским надгробным стелам, македонским монетам V– IV вв. до н. э. и вазописным изображениям (стамнос Полигнота).

"Всадники войны" Д. П. Алексинский, К. А. Жуков, А. М. Бутягин, Д. С. Коровкин