Конница эпохи эллинизма
III-II в. до н. э.

Всадники войны

После смерти Александра Великого в июне 323 г. до н. э. созданная им держава погрузилась в пучину глубочайшего кризиса. Задуманное Александром величественное здание мировой мо нархии, объединившей бы эллинский, греко-македонский мир и Восток, оказалось миражом. Главными противниками осуществления грандиозных замыслов выступили прежде всего сами македоняне и греки. Едва получив известие о кончине царя, восстали поселенные на восточных рубежах державы, в Бактрии и Согдиане, греки-колонисты.

В Греции начинается масштабное антимакедонское движение, получившее название Ламийской войны (323–322 гг. до н. э.). В самом сердце огромного государства, в Вавилоне, завязывается ожесточенная борьба за власть между ближайшими сподвижниками царя (диадохами, «наследника ми»), приведшая в течение нескольких лет к образованию на обломках созданной Александром империи ряда самостоятельных монархий, во главе которых встали вчерашние македонские военачальники: Антигон, Птолемей, Лисимах, Селевк. Другие, менее удачливые, должны были уступить или погибли в жестокой междоусобице.

Смерть Александра открывает новую эпоху античной истории — период эллинизма, верхняя хронологическая граница которого (очень условно) определяется римским завоеванием. История эллинизма представляет череду беспрерывных войн — сначала между диадохами, оспаривавши ми наследие Александра Великого, затем между их потомками, стремившимися к новым территориальным приобретениям, к утверждению собственного первенства, укреплению могущества. В конце III в. до н. э. начинается противостояние эллинистических держав и Рима. Наряду с крупнейшими державами (Селевкидским царством, Египтом Птолемеев, Македонией Антигонидов) в этой борьбе принимали участие более мелкие государственные образования, управляемые царями и династами, нередко зависимыми от могущественных владык.

Несмотря на своеобразие и особый колорит, присущие каждому из эллинистических государств, все они были основаны на праве завоевания. Во главе их стояли македонские династии, родоначальники которых, диадохи, достигли царской власти собственной доблестью, проявленной на полях сражений. Право царствовать легитимировалось силой и доблестью, предоставлялось победоносному предводителю войском; порой это право переходило от неудачливого полководца к удачливому. Войско же гарантировало повиновение многочисленных подданных. Сама идея власти в глазах армии была неразрывно связана с харизмой вождя. По меткому определению Э. Бикермана, «власть, созданная победой, может исчезнуть в случае поражения». Этим определялась забота эллинистических монархов о соответствии собственному статусу. Характерно, что цари лично принимали участие в боевых действиях, а зачастую сами предводительствовали войсками, выступая, как правило, именно во главе конницы. Парадигматической моделью такого поведения, несомненно, был сам Александр. Не случайно древние историки искали и находили сходство в поступках, даже во внешности некоторых вы дающихся эллинистических царей и полководцев с Александром Великим.

Деметрий Полиоркет в битве при Ипсе (летом 301 г. до н. э.) сражался во главе конницы своего отца и соправителя, Антигона Одноглазо го. Царь молоссов Пирр, в юности принявший участие в этом бою, впоследствии не раз бес страшно сражался впереди своих войск. Десять из четырнадцати царей, сменившихся на селевкидском престоле до 129 г. до н. э., встретили свою смерть на поле боя или в походе. Антиох III не раз лично вел в бой своих всадников; даже в преклонных летах он возглавил атаку конницы при Магнесии. Один из ярких эпизодов войн диадохов, сражение, произошедшее в Каппадокии в 321 г. до н. э между войсками недавних соратников, Кратера и Неоптолема, с одной стороны, и Эвмена из Кардии с другой, дает пример единоборства военачальников. Исполненное драматизма описание этого события сохрани лось у Плутарха: «Кратер не посрамил славы Александра — многих противников он уложил на месте, многих обратил в бегство. Наконец его поразил какой то вынырнувший сбоку фракиец, и он соскользнул в коня. <…> В это время Неоптолем встретился в бою с Эвменом <…> с криком обнажив мечи, ринулись один другому навстречу. Когда их кони сшиблись со страшной силой, словно триеры, оба выпустили из рук поводья и, вцепившись друг в друга, стали стаскивать с противника шлем и ломать панцирь на плечах. Во время этой драки кони выскользнули из-под своих седоков и умчались, а всадники, упав на землю, лежа продолжали яростную борьбу» (пер. Л. А. Фрейберг).

Несмотря на все отличия и локальные особенности, прототипом всех эллинистических армий было войско Александра Великого. Конечно, за частую следование этой парадигме выражалось только в копировании внешних атрибутов (на пример, в сохранении названий подразделений), но это показательно. В войсках эллинистических монархов непременно присутствует конница «гетайров», конная гвардия именуется, как и у Александра, «агема», а царя сопровождает «царская ила». В походах Александра, успех которых в значительной степени зависел от мобильности, скорости войск, конница играла очень существенную роль. По сравнению с его войском, в эллинистических армиях меняется со отношение конницы и пехоты, значение последней вновь воз растает. Однако это не означает, что конница сдает свои позиции. Напротив, в крупных сражениях именно маневры конницы, действующей при поддержке легкой пехоты на флангах, задают динамику боя, в то время как массивная, неповоротливая фаланга тяжеловооруженных пехотинцев составляет основу боевого по рядка. Отряды всадников способны действовать и самостоятельно. Возрастает число специализированных конных подразделений — лучников, аконтистов (дротикометателей), тяжелой конницы. Численность конницы подчас весьма значительна — так, Селевкиды могли выставить более 12 000 всадников.

Уже при диадохах значительную часть конницы эллинистических армий составляли местные контингенты. Эвмен из Кардии громил своих противников, располагая каппадокийскими всадника ми. Малоазийская конница, всегда имевшая отличную репутацию, входила в состав армий многих эллинистических правителей. Сильнейшей, не сомненно, была конница Селевкидов, привлекавших в большом количестве восточных всадников: в источниках упоминаются соединения конных стрелков — даев, мисян, элимеев.

Тем не менее, как и в фаланге, традиционно ценились воины-македоняне. Это были потомки ве теранов Александра и его полководцев, но также и македоняне-наемники. Исследователи отмечают, что сам этникон, возможно, приобретал порой нарицательное значение. Военные поселения, основанные еще при Александре и выводившиеся впоследствии многими эллинистическими монархами, также являлись источниками набора войск. Среди воинов-колонистов были и всадники, как, на пример, жители фессалийской колонии Лариссы (северная Сирия). Всадники-македоняне и фессалийцы, возможно, комплектовали агему Селевкидов (отборное конное войско, прямо названное в источниках «агемой македонян»), хотя при Магнесии в 190 г. до н. э. она состояла из сирийцев, лидян и фригийцев. Довольно многочисленные конные отряды формировались из галатов, причем среди них упоминаются галатыкатафрактарии.

Катафрактариев, тяжеловооруженных всадников на конях, полностью или частично защищенных доспехами, впервые упоминает гре ческий писатель II в. до н. э. Полибий. В состав селевкидской кавалерии входили значительные по численности соединения этих всадников: в битве при Магнесии участвовало около 6000 катафрактариев. С катафрактной конницей час то связывают предметы вооруже ния, изображенные на фризе храма Афины Никефоры в Пергаме, среди которых узнаются элементы конского снаряжения — нагрудник, отороченный понизу птеригами, и прометопедион с плюмажем. Среди других предметов защитного снаряжения (шлемов, тораксов, поножей) представлены шлем с антропоморфной маскойличиной и ламинарные наручи. Не исключено, что аналогичное снаряжение использовали эллинистические катафрактарии, хотя нет, к сожалению, ни находок подобных доспехов, ни аутентичных изображений тяжеловооруженных конных воинов. Корпусной доспех III–II вв. до н. э. представлен как льняными панцирями, так и тораксами (кирасами). В эллинистическое время получают распространение доспехи из железа. Известны упоминания железных предметов защитного снаряжения в источниках (например, кирасы, поднесенные Деметрию Полиоркету) и редкие находки подлинных железных шлемов и кирас.

Эллинистические монархи заботились о качестве конского со става. Страбон сообщает о селевкидских конных заводах в Апамее, где содержались 300 жеребцов и 30 000 кобылиц; там же упоминаются «объездчики лошадей, люди, обучавшие обращению с тяжелым оружием и все оплачиваемые учи теля военного дела». Громкой славой пользовались нисейские кони, доставлявшиеся из Нисы (Маргиана).

О возросшем значении конницы свидетельствуют многие факты. Активное использование боевых слонов в армиях Птолемеев, Селевкидов, властителей менее значительных государств также отражает усиление конницы: боевые слоны наиболее эффективно при менялись именно для противодействия неприятельским всадникам. Интерес к различным аспектам использования этого рода войск демонстрируют военно-теоретические сочинения, создававшиеся в это время.

В дошедших до нас трактатах по военному делу («Теоретическая так тика» Элиана, «Тактическое искусство» Арриана), тактике и организации конницы отводится значительное место. Хотя эти произведения относятся к более позднему периоду (первая треть II в. н. э.), они в основе своей восходят к несохранившимся трактатам военных писателей эллинистического времени. Среди авто ров военно-теоретических сочинений античная традиция называет Пирра Эпирского, Полибия, Посидония Родосского.

Пергамский всадник III–II вв. до н. э. Наступательное вооружение состоит из копья-ксистона (на рисунке не показано) и однолезвийного меча махайры (ножны по изображению из гробницы Лисона и Калликла и рельефам пергамского фриза Афины Никефоры, костяные бутероль и устье— по археологическим находкам). Защитное снаряжение составляют бронзовый шлем (рельеф из Эфеса, артефакты) и бронзовый торакс с птеригами; костюм и обувь воспроизведены по иконографическим памятникам эллинистического времени. Всадники пергамского царя Эвмена II (195–159 гг. до н. э.), сражавшегося на стороне римлян против Антиоха III, в немалой степени способствовали победе при Магнесии (декабрь 190/189 г. до н. э.): имея под началом 3000 всадников (из них 800 пергамских), Эвмен стремительной атакой опрокинул левый фланг селевкидской армии, а его брат Аттал (будущий Аттал II), обойдя неприятеля, фактически решил исход сражения. Неоднократно пергамским Атталидам (Атталу I, Эвмену II) приходилось сражаться против галатов. Тем не менее всадники-галаты упоминаются и в числе пергамских воинских формирований. Конный отряд галатов был у Эвмена II в 171 г. до н. э. В битве при Пидне (168 г. до н. э.), где пергамские воины сражались на стороне римлян, вероятно, участвовали и галатские всадники — наемники или подданные Эвмена. Трудно сказать наверняка, как была организована система комплектования конницы Атталидов. Значительную часть пергамской армии составляли наемники, вербовавшиеся как из местных жителей, так и из представителей других регионов: Балканской Греции, греческих колоний, Македонии, Фракии и др. Так, среди наемников упоминаются всадники-греки из Ахейского союза. Сложно сказать, насколько были задействованы в комплектовании конницы военные поселенцы — катеки (вероятнее, формировавшие фалангу) и граждане под властных Атталидам полисов. Возможно, костяк конницы образовывали приближенные царя («гетайры») из числа местной и новой знати.

Реконструкция представляет предполагаемый внешний вид воинов Греко-бактрийского царства (с 206 г. до н. э. на правах вассального в составе Селевкидской державы).

Конница восточной периферии эллинистического мира сочетала в вооружении и защитном снаряжении разнородные элементы. Находки доспехов и оружия, выполненных в греко-македонской традиции, наряду с многочисленными изображениями демонстрируют «западную» составляющую комплекса вооружения воинов эллинизированного Востока. Важное место было от ведено дистанционным средствам поражения, особенно луку, непременному оружию кочевых народов Центральной и Средней Азии. У кочевых народов, по-видимому, были позаимствованы и от дельные элементы тактики, о чем свидетельствует Полибий в описании сражения на р. Арий, про изошедшего в 208 г. до н. э. между селевкидской армией и войсками греко-бактрийского царя Евтидема I.

Верхом — царь Евтидем I (235–200 гг. до н. э.). Его снаряжение составляют панцирь — бронзовый торакс, покрытый позолотой (по рельефу фриза храма Афины Никефоры из Пергама), и шлем (показан в руках оруженосца), гипотетически воспроизведенный по изображениям на монетах греко-бактрийских царей Евкратида (171–155 г. до н. э.), Архебия (130–120 гг. до н. э.), Антиалкида (115– 100 гг. до н. э.), Аминты (85–75 гг. до н. э.). Подобные шлемы с рогами (первоначально — атрибут Зевса-Аммона), представленные также на селевкидских монетах, несомненно, являлись царскими регалиями. Эллинистическая иконография унаследовала этот элемент оформления идеи божественного характера царской власти от Александра Великого. Облик царя дополняют плащ и каусия, реконструированная по изображению на монете Антимаха (вторая четверть II в. до н. э.) и фреске из Помпей, изображающей Антигона Гоната. Наступательное вооружение представлено махайрой с рукоятью из слоновой кости в виде протомы грифона и костяным устьем ножен (по находкам в Тахти-Сангин). Серебряный фалар с горгонейоном на нагрудном ремне коня — по артефакту из собрания Государственного Эрмитажа. Физиономия царя — по синхронным памятникам: мраморной портретной голове рубежа III–II вв. до н. э. (Рим, частное собрание) и изображениям на монетах.

Оруженосец (греко-бактрийский тяжеловооруженный всадник). Шлем — бронзовый III– II вв. до н. э. (из бывшей коллекции А. Гутманна; нащечники гипотетические). Рукоять ксифоса из цельного слонового бивня, украшенная рельефным изображением сцены борьбы Герак ла с Ахелоем (Тахти-Сангин, греческая работа IV в. до н. э. по И. Р. Пичикяну). Костюм (рукавный хитон, подвязанные шаровары, обувь) и панцирь (возможно, ламеллярный) представлены сугубо гипотетически, на основании иконографии.

"Всадники войны" Д. П. Алексинский, К. А. Жуков, А. М. Бутягин, Д. С. Коровкин